1889
...
Что ты сказала, я не расслышал,
Только сказала ты нежное что-то,
На небо месяц поздно так вышел,
И серебром засверкало болото.
В тощей осоке жизнь пробудилась,
Кто-то вздыхал там дыханьем протяжным
Небо светилось, пышно светилось,
3вездным мерцаньем, стройным и нежным.
Что прошептала она? Я cпросил
Ночь молчаливую, полный печали.
Месяц сиянье холодное лил,
Шаткие тени ревниво дрожали.
Розы дышали мне ароматно,
Звезды, мигая, толпилися тесно.
Все говорило сердцу понятно:
"Да, прошептала, а что — неизвестно!..”
1889
...
Есть странные минуты: бытие
Сменяется почти небытием.
Не трогает внимание ничье,
И совесть тихо дремлет… О былом —
Ни вздоха, ни слезы. Как мрак, уныло
Грядущее… И не страшат утраты,
И не пугает душная могила!
Воспоминаний ветхие заплаты
На рубище прошедшего мерцают…
Но, бледные, они не докучают,
Уснувших чувств не трогают они!
Ни юности, ни радости не жалко…
И солнечною ночью длятся дни…
Едва жужжит судьбы ленивой прялка,
Едва горят сердечные огни.
1889
...
Еще дрожит последняя слеза
В моих очах, в моем потухшем взоре,
Но пронеслась суровая гроза,
И улеглось рыдающее горе.
Еще дрожит печальная струна,
Но скорби песнь последняя уж спета.
Опять душа спокойствия полна
И холодно внимает шуму света.
Лишь в сонме грез, как в белых облаках
Ночных зарниц неверное блистанье,
Сияет мне в изменчивых мечтах
Тяжелое души воспоминанье…
1889
...
Для радостей природа создана,
Но почему грустит она всечасно?
Теперь закат сверкает в небе ясно —
И в нем печаль глубокая видна.
Вечерний блеск позолотил вершины,
Зеленый мрак в вершинах потонул.
Задумались деревья-исполины,
Далеких волн внимая смутными гул.
Вдали звучит кукушки кукованье,
Как тихий плач бездомной сироты…
И я грущу — и грусть та без названья,
Наперсница таинственной мечты.
Навеяла ль печальная природа
Мне эту грусть, иль сам я грусть вдохнул
В ее черты — в сиянье небосвода,
В дыханье трав и в леса смутный гул.
Я — сон ее, она ль мое виденье —
Мне все равно… Печаль ее близка.
Восторг людей живет одно мгновенье,
А грусть и скорбь — бессчетные века.
1889
...
Перед окном косящатым
Сидит Хандра Ивановна.
Сидит она невесело,
Головушку повесила.
А что Хандре бы надобно?
Сама она не ведает…
Идет румяный молодец,
Идет-поет по улице,
Увидел свет в окне Хандры,
Кричит ей зычным голосом:
"Пойдем, Хандра Ивановна,
По городу по людному —
Авось ты разгуляешься,
От хмеля зашатаешься,
От ветра разрумянишься…”
Хандра ему в ответ:
"Ахти, пригожий молодец,
Кто мало жил — не любит свет
За то, что все не выглядел.
Кто много жил — не любит свет
За то, что все наскучило!
А мне не жить, не в гроб идти,
На белом свете маяться!
Пошла бы я по городу,
Да думаю: не тесно ли?
К базару пробралась бы я,
Претит корысть постылая:
Купцы галдят, мошной звенят,
На счетах звонкий счет ведут,
Костяшкой щелк — и рубль на стол.
Другою щелк — другой пришел!
А мне корысть хвастливая
Тошней любой беды.
Пошла бы я на игрища —
На игрищах веселый гам:
Иной до слез смеется там,
Иной до слез милуется.
А я до слез зевну в ладонь, —
Зеваючи, тушу огонь;
Ко сну клоню, домой гоню,
Туманю радость облаком…
Со мной гулять невесело.
Иди один путем своим,
Гуляй, жену нагуливай,
По свадьбе — навещу!..”
Октябрь 1890
Покинул город я мятежный,
Как беспокойную мечту,
И мчится поезд ночью снежной,
Роняя искры на лету.
Еще видны во мраке сонном
Нас обступающих полей
Каким-то клиром похоронным
Ряды покинутых огней.
Как будто шествие ночное
При свете факелов вдали
Хоронит что-то роковое
И горделивое земли.
Но дальше, дальше!.. Сумрак белый
Навстречу весело бежит;
Горит в алмазах помертвелый
Узор безлиственных ракит.
Поля блестящею пустыней
Лежат вокруг, и свет луны
На нас рассыпал отблеск синий
Из многозвездной вышины.
Недвижный воздух жжет и щиплет,
И мнится: ночь меж быстрых туч
Не звезды — иглы с неба сыплет,
Так блеск их радужный колюч!
Застыл и замер путь безмолвный,